Марксизм о нравственности.
 Вопрос о природе нравственности, морали, этики, вокруг которого столько копий ломали представители идеалистической философии, получает со стороны марксизма материалистическое решение. В противоположность всем традициям домарксова социализма Маркс не дает коммунизму-идеалу нравственного обоснования и доказывает его необходимость не из противоречия капиталистического строя нравственному чувству людей. Неизбежность крушения капитализма и наступления коммунизма выводится Марксом не из какого-либо надзвездного, не имеющего ничего общего с действительностью «категорического императива», а из тщательнейшего изучения законов развития капитализма.
Коммунизм наступит не потому, что в нем найдут осуществление заветные мечты лучших людей человечества о совершенном общественном строе, в котором не будет места угнетению и эксплуатации, нищете и невежеству; нет, коммунизм придет в силу железных законов исторического развития, с той же необходимостью, как в органическом мире бабочка вылупляется из куколки.
Нельзя строить социализма на морали, на декламациях о правде и справедливости, — необходимо понять пути истории, которые неизбежно ведут на одном из этапов развития общества к смене капиталистической его фазы коммунистической.
«Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом реальное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения вытекают из имеющихся теперь налицо в действительности предпосылок» (Маркс и Энгельс. Немецкая идеология.).
Коммунизм выводится Марксом из экономики, а не из этики. Марксизм не подходил к условиям капиталистического производства, покоящегося на присвоении неработающими прибавочного труда производителей, с моральным критерием, с нравственной меркой, а анализировал и объяснял его.
«По законам буржуазной экономии большая часть продуктов не принадлежит произведшим их рабочим. Когда мы говорим: это несправедливо, этого не должно быть, — то такие приговоры не касаются экономии. Мы выражаем ими простое противоречие нашего нравственного чувства с данным экономическим фактом. Поэтому Маркс никогда не брал ничего подобного за основу своих коммунистических требований, а опирался на неизбежное, с каждым днем все яснее и яснее совершающееся на наших глазах, крушение капиталистического способа производства; говоря, что прибавочная стоимость состоит из неоплаченного труда, он просто констатирует факт». (Энгельс. Предисловие к «Нищете философии» Маркса).
Неправильно было бы, однако, полагать, что марксизм отрицает за моралью какое бы то ни было значение. Отнюдь, нет. Нравственные представления людей могут быть немаловажным симптомом, свидетельствующим о происходящих в экономической структуре общества изменениях.
Нравственное сознание массы, объявляющее несправедливым тот или другой экономический факт, как это было когда то с рабством или с крепостным трудом, доказывает, что данный факт отжил уже свое время, что появились новые экономические факты, в силу которых он становится невыносимым и должен прекратить свое существование.
«Возрастающее понимание того факта, что существующие общественные установления неразумны и несправедливы, что разум превратился в безумие, благодеяние — в бедствие, лишь признак того, что в методах производства и способа обмена тихо и незаметно произошли перемены, которым уже не соответствует общественный строй, приноровленный к прежним экономическим условиям» (Ф.Энгельс «Анти-Дюринг»).
«Новые производительные силы уже переросли буржуазную форму их использования; этот конфликт между производительными силами и способом производства не возник в головах людей, как, например, конфликт между первородным человеческим грехом и божественной справедливостью, но заключается в самых явлениях объективно, вне нас, независимо от желаний и стремлений даже тех самых людей, которые его вызвали. И вот современный социализм представляет собою не что иное, как идейное выражение этого фактического конфликта, его идеальное отражение, прежде всего, в головах людей того класса, который непосредственно от него страдает, т.е. рабочего класса». (Ф.Энгельс «Анти-Дюринг»).
Философия Канта, мыслителя германской буржуазии XVIII века, отрывала нравственность от всякой связи с действительностью, уносила ее далеко от реальной жизни в надзвездные высоты. Кант и давал сообразно с этим своему нравственному закону, который носит у него название «категорического императива»[1] чисто формальную характеристику, отказываясь определять его по содержанию. Кантовское долженствование обязывает человека к действию, не считаясь с реальными возможностями: «ты можешь, ибо ты должен» — гласит категорический императив.
С точки зрения марксизма, наоборот, поведение людей, с которыми имеет дело наука о нравственности, должно быть выведено из общественных отношений, характеризующих данную ступень исторического развития. Если Кант сравнивает «нравственный закон» со «звездным небом над нами», то марксизм объясняет его происхождение из реальных факторов, управляющих всей общественной жизнью. Отсюда следует, что не существует нравственных законов, годных для всех времен и народов.
О морали Фейербаха, не сумевшего подойти к вопросу с точки зрения материализма, Энгельс пишет: «Она (мораль) выкроена для всех времен, для всех народов, для всех состояний, и именно потому она неприложима нигде и никогда. По отношению к действительному миру она также бессильна, как категорический императив Канта. В действительности каждый класс, каждый род занятия имеет свою собственную мораль, которую он при том же нарушает всякий раз, когда может сделать это безнаказанно» (Ф. Энгельс «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии»).
В классовом обществе не может быть и речи об единой общечеловеческой морали, которая годна была бы для регулирования поведения всех и каждого. И в области морали, как и в других вопросах не может быть и речи о готовой, окончательной истине. Наука должна конструировать мораль, «из действительных общественных отношений людей» (Энгельс), а так как эти отношения не остаются неизменными, а находятся в процессе непрерывного развития, то в соответствии с ними принимают новую форму и нравственные воззрения общества.
«Представления о добре и зле у разных народов и в разные эпохи так сильно изменялись, что они часто противоречат друг другу» (Энгельс).
Но и в одно и то же время у одного и того же народа мы не находим единообразия нравственных представлений, ибо каждый из классов, на которые делится общество, строит сообразно своим особым классовым интересам свою особую мораль.
«Какую мораль проповедуют нам ныне? Тут мы видим сначала христианскую феодальную мораль, завещанную более ранней набожной эпохой; она разветвляется на католическую и протестантскую, которые опять-таки, в свою очередь, распадаются на всевозможные подразделения, начиная от иезуитски-католической и ортодоксально-протестантской до просвещенно-свободомыслящей. Наряду с этими разновидностями фигурирует еще современная, буржуазная мораль, а рядом с ней пролетарская мораль будущего. Таким образом, прошлое, настоящее и будущее дают нам уже в одних только прогрессивнейших странах Европы три больших группы одновременно и совместно действующих теорий морали. Какая же из них истинная? В смысле абсолютной завершенности — ни одна. Но несомненно, что наиболее прочными и устойчивыми элементами обладает та мораль, которая в настоящее время является представительницей будущего, представительницей переворота и преобразования настоящего, то есть мораль пролетарская.»
«Если же мы видим, что все три класса современного общества — феодальная аристократия, буржуазия и пролетариат — имеют каждый свою особую мораль, то мы можем из этого факта сделать лишь тот вывод, что люди, сознательно или бессознательно, в последнем счете черпают свои нравственные воззрения из практических отношений, на которых основано их классовое положение, из экономических условий их производства и обмена.
Но вышеприведенные три теории морали имеют ведь кое-что общее; не является ли оно, это общее, по крайней мере, элементом раз навсегда установленной морали? Эти три теории морали (аристократий, буржуазии и пролетариата) представляют собою три ступени одного и того же исторического развития; они имеют, следовательно, общую историческую подкладку и уже поэтому им необходимо присуще много общего. Более того: на равных или приблизительно равных ступенях экономического развития теории морали необходимо должны более или менее согласоваться. С момента развития права частной собственности на движимое имущество все общества, среди которых действовало это право, должны были иметь общую заповедь: «не укради». Становится ли заповедь эта, таким образом, вечным моральным законом? Ничуть. В обществе, устранившем мотивы, побуждающие или даже принуждающие к воровству, где, следовательно, воровать могут, в крайнем случае, только душевнобольные, в таком обществе высмеяли бы того проповедника-моралиста, который стал бы торжественно провозглашать вечную истину — «не укради».
Поэтому мы отвергаем всякое притязание навязать нам какую бы то ни было моральную догматику, как вечный, окончательный и впредь неизменный нравственный закон под тем предлогом, что и моральный мир имеет также свои постоянные принципы, стоящие над историей и над различиями народов. Мы, напротив того, утверждаем, что все моральные теории являются — в последнем счете — результатом данного экономического состояния общества. А так как общество до сих пор жило всегда среди классовых противоречий, то и мораль была постоянно классовой: она или оправдывала власть и интересы господствующих классов, или же оправдывала возмущение против их власти и защищала интересы будущности угнетенных как только последние приобретали достаточную силу. Несомненно, что при этом, в целом и общем, получился прогресс как в области морали, так и во всех других отраслях человеческого познания, однако, мы все еще далеко не свободны от классовой морали; Истинно человеческая мораль, стоящая над классовыми противоречиями и над их пережитками, станет возможной лишь в том обществе, которое не только преодолеет классовые противоречия, но и забудет о них в практической жизни». (Ф.Энгельс «Анти-Дюринг»)
Критикуя немецкого писателя Штирнера, Маркс писал:
«Коммунизм совершенно недоступен пониманию нашего святого потому, что коммунисты не противополагают эгоизм самопожертвованию, ни самопожертвование эгоизму, и теоретически не выражают эту противоположность ни в благодушной, ни в напыщенной идеологической форме, а, напротив того, указывают на ее материальное месторождение. Коммунисты вообще не проповедуют никакой морали, что делает зато Штирнер в самых широких размерах. Они не предъявляют к людям нравственных требований: любите друг друга, не будьте эгоистами и т. п. Они, наоборот, очень хорошо знают, что эгоизм, так же как и самопожертвование, при известных условиях есть необходимая форма утверждения индивидуума, достижения им известной цели». (Маркс и Энгельс «Святой Макс»).
При коммунизме исчезнет противоположность между эгоизмом и самопожертвованием, между общими и частными интересами, ибо она была обусловлена антагонистическим способом производства и падет вместе с его исчезновением.
А пока существуют классы, нравственность тесно связана с классами и их борьбой. Ленин еще в 1894 г. в полемике с вождем «легального марксизма» в России П. Б. Струве признал справедливость утверждения буржуазного экономиста Вернера Зомбарта, что «в самом марксизме от начала до конца нет ни грана этики».
«…В отношении теоретическом «этическую точку зрения» он (марксизм) подчиняет «принципу причинности», в отношении практическом — он сводит ее к классовой борьбе.».
Ленин, с другой стороны, возражает против мнения, будто коммунисты не признают вообще морали, — они отрицают только классовую мораль буржуазии. «В том смысле, в каком проповедывала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплуататорские интересы. Или, вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили ее из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога.
Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов.
Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата».
Пролетариат не знает вечных принципов права и нравственности, которым он подчинял бы свою борьбу за коммунизм. Классовая борьба пролетариата и ее методы не могут быть обсуждаемы и осуждаемы с точки зрения какого-либо незыблемого нравственного мерила, — наоборот, этика пролетариата целиком и полностью определяется интересами его классовой борьбы.
«Вот почему мы говорим: для нас нравственность, взятая вне человеческого общества, не существует, это обман. Для нас нравственность подчинена интересам классовой борьбы пролетариата».
Ленин не отрицает морали, но подчиняет ее интересам классовой борьбы. И после победы пролетарской революции «классовая борьба продолжается, и наша задача — подчинить все интересы этой борьбе.
«И мы свою нравственность коммунистическую этой задаче подчиняем. Мы говорим: нравственность — это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, создающего новое общество коммунистов.»
«Коммунистическая нравственность, это — та, которая служит этой борьбе, которая объединяет трудящихся против всякой эксплуатации, против всякой мелкой собственности, ибо мелкая собственность дает в руки одного лица то, что создано трудом всего общества.
Когда нам говорят о нравственности, мы говорим: для коммуниста нравственность вся в этой сплоченной солидарной дисциплине и сознательной массовой борьбе против эксплуататоров. Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем.»
«Нравственность служит для того, чтобы человеческому обществу подняться выше, избавиться от эксплуатации труда».
Для Ленина нравственность целиком сливается с массовой борьбой против эксплуататоров; «мораль и есть боевая дисциплина освободительной армии пролетариата, — правила поведения, обязательные для каждого бойца, желающего победить».
С точки зрения пролетариата нравственным является все то, что способствует победе пролетарской революции; — безнравственным революционный пролетарий признает все те поступки, которые мешают ее успеху. Благо революции остается верховным принципом пролетарской морали до той поры, пока окончательная победа коммунизма не станет фактом.
В. Быстрянский
«Коммунистический университет на дому», №7, 1925 г.
[1] Понятие, лежащее в основе этики германского философа Канта (1724-1810).
Рабочий Путь
|
